Вечная проблема "бизнеса на пороке": с одной стороны — доходы, с другой — общественная нравственность. Такой бизнес более или менее всегда и везде облагается дополнительным налогом "на моральный облик". Вот история про один эпизод чрезмерного "моралистического" регулирования "бизнеса на пороке", который дорого обошелся России.
Как была устроена система кабацких сборов
В августе 1652 года молодой русский царь Алексей Михайлович собрал по просьбе новоизбранного энергичного патриарха Никона боярскую думу и архиереев, чтобы посоветоваться насчет главного русского "бизнеса на пороке" — кабаков.
Кабацкие сборы составляли в первой половине XVII века очень важную статью доходов казны — 25–30%, а иногда и больше. Производство и торговля спиртным была казённой монополией. Знать и духовенство имели право делать пиво, питный мёд и хлебное вино (оно же сивуха, оно же горилка; предтеча водки) для собственного употребления, но не на продажу. Крестьянам и посадским людям (горожанам) разрешалось по уплате особой пошлины сварить для гостей пива или мёда к свадьбе, крестинам или поминкам; заниматься винокурением — делать хлебное вино — им было запрещено. Самогоноварение считалось нарушением государевой монополии, подобно фальшивомонетничеству, и каралось как государственная измена — смертью. Кроме того, делать хлебное вино было сложно и дорого, так что народное пьянство концентрировалось именно в кабаках. Винокурни, как правило, были их неотъемлемой частью.
Администрирование такого источника доходов при тогдашнем развитии коммуникаций было задачей нетривиальной. К XVII веку сложилась система, которая коренным образом отличается от современной и непросто описывается в современных терминах. То, что некоторые термины (например, "оклад") звучат как современные, только ещё больше запутывает.
Государство определяло не ставки налогов, а оклад — плановый показатель сбора, попросту говоря — сколько денег ему надо на год. Кабацкие сборы входили в оклад. То есть государство фактически устанавливало, сколько народ должен выпить за год. Оклад разверстывался по уездам — территориальным единицам, состоящим из города или крупного села с окрестностями (примерный аналог современных областей).
Каждый уезд был приписан к тому или иному приказу — центральному ведомству, которое можно очень приблизительно уподобить современному министерству. Приказ занимался какими-то общегосударственными вопросами (иностранными делами, снабжением армии и так далее), а уезды служили приказам источником средств на основную деятельность. В каждом уезде имелась приказная изба — территориальный орган, который ведал сбором доходов; она разверстывала оклад по общинам уезда, а общины — по своим членам. Это как если бы нынешние министерства получали деньги на исполнение своих функций не из федерального бюджета, а самостоятельно собирали их с определенных регионов (скажем, Минобороны — с Москвы, Петербурга и нефтеносной Тюменской области, а Минздрав — с Кировской и Курганской областей и Карачаево-Черкесии).
Кабаками заведовали целовальники — нечто среднее между государственными уполномоченными и муниципальными служащими. Их выбирали из местного населения. Почему "целовальники"? Потому, что при вступлении в должность целовали крест (приносили присягу) в том, что будут работать честно. Приказная изба, исходя из разнарядки, присланной из приказа, назначала целовальникам оклад — план кабацкого сбора на срок их полномочий (обычно год). Целовальники закупали зерно и другое необходимое сырьё, делали выпивку, которой потом торговали. По истечении полномочий они сдавали дела своим преемникам и отчитывались перед приказной избой. Та при значительном недоборе по окладу предъявляла им доимку, которую должна была внести избравшая их община вместе с прочими налогами; при значительном приборе (переборе) оклад на следующий год повышался.
Для местного населения недобор с кабака означал дополнительный налог, а прибор — подорожание выпивки, а также риск недобора и дополнительного налога на будущий год.
Пьёшь ты или не пьёшь — платить всё равно придется.
Такая система называлась верной, поскольку была основана на вере в присягу целовальников.
Альтернативой верной системе была откупная. Какой-нибудь местный состоятельный человек мог взять на себя обязательство внести оклад с того или иного кабака ("откупить" его) за оговорённый срок с тем, чтобы получать с него все доходы в течение этого срока. Прибор в таком случае составлял чистую прибыль откупщика, а по доимке он отвечал животом — всем своим имуществом. Если живота не хватало, незадачливого откупщика ставили на правёж: выводили к зданию приказов в Москве или к приказной избе в уездном городе и били батогами — каждый день, пока не уплатит доимку.
Как работали кабаки
Кабак в любом городе или даже крупном селе был важнейшим местом, наряду с церковью и приказной избой. Он представлял собой огороженный комплекс из нескольких изб — винокурен с огромными перегонными аппаратами, пивных поварен со множеством котлов, а также погребов, ледников, амбаров и прочих хозяйственных построек. Тут же была питейная изба, часто по соседству — баня. Всё это непрестанно дымило, чадило и воняло.
В питейной избе — ничего лишнего: стойка, столы да лавки. Питье отмеряли орлёной посудой, т.е. освидетельствованной государевым служащим, что удостоверялось клеймом с двуглавым орлом. Пили в основном чарками, в одной чарке — около 120 миллилитров.
Кабатчики — как целовальники, так и откупщики, — естественно, прибегали ко всем мыслимым ухищрениям, чтобы народ пил как можно больше. Помимо постоянных (стройных) кабаков, они содержали передвижные гуляй-кабаки, которые мгновенно оказывались в любом месте, где кучковались люди: на ярмарках, у церквей на престольные праздники, на волоках или переправах. Кабаки работали днём и ночью: перед ними выступали скоморохи в харях (масках) с медведями и собачками, играли в карты. Процветала торговля на вынос ведрами (чуть больше 12 литров) и кружками (1/12 ведра).
Спиртное было недёшево. Кружка хлебного вина обычно стоила 7–8 копеек, кружка пива — 6 копеек (если брать сразу ведро — подешевле). Для сравнения, дневной заработок мастерового (плотника, сапожника, портного, каменщика) составлял в среднем 4–5 копеек; считалось, что прокормить семью один день можно "алтынным хлебом" (алтын — 3 копейки); курица стоила 1–2 копейки, овчинный тулуп — 30–40 копеек. В кабаке, расположенном в немаленьком городе, в месяц уходило в среднем 150–200 ведер "простого" хлебного вина (первача крепостью около 20 градусов) и 15–20 — "двойного" (двойной перегонки и крепостью 40–45 градусов).
Кабатчики всегда готовы были дать скидку, отпустить кружку-другую в долг или даже под залог. Невыкупленные залоги и долги питухов (посетителей) перед кабаком не переходили новым распорядителям, а вот остатки питья — переходили. Поэтому под конец срока полномочий целовальников или срока откупа в кабаках устраивали самые настоящие распродажи-ликвидации.
Новые целовальники или откупщики нередко начинали свою работу с подачи челобитной на своих предшественников, которые не оставили им никаких запасов, так что им нечем было торговать, пока не поспевала брага из нового урожая, да ещё приходилось ждать, пока питухи прикончат то, что накупили на вынос со скидками. Потом, чтобы компенсировать начальные убытки, новые кабатчики должны были проводить ещё более агрессивные маркетинговые кампании, и для их преемников ситуация складывалась ещё более плачевно.
За что патриарх Никон невзлюбил кабатчиков
Кабатчиков, понятное дело, никто не любил: одни за то, что дорого берут, другие за то, что спаивают односельчан. Подати за питухов приходилось платить непьющим — на то и община с круговой порукой. По мере того как они пропивались, общине делалось всё тяжелее, да и в кабак ходить они переставали — не на что. Одна челобитная, наполненная именно такими жалобами, содержит исчерпывающую формулировку: "Лучшие питухи испропились донага в прежние годы". Падали доходы и от кабацких сборов, и от поземельной подати. Духовенство ещё сетовало, что народ по воскресеньям и праздникам, вместо того чтобы ходить к заутрене, пьянствует, да и в пост то же.
Сохранилось немало челобитных с жалобами на кабатчиков, которые насильно затаскивали к себе людей и поили, а потом требовали денег. Бывало, они ставили гуляй-кабак прямо на крестьянском дворе, а если хозяин протестовал — обвиняли его в самогоноварении.
Патриарх Никон, человек крутого нрава, пользовавшийся 1652 году огромным влиянием на царя Алексея Михайловича, решил эти беспорядки пресечь разом. По-видимому, его интересовал исключительно нравственный аспект проблемы, о бюджетной политике он едва ли думал. "Собор о кабаках", созванный по его инициативе, выработал ряд мер, которые тут же стали воплощаться в царских указах.
Во-первых, кабаки были запрещены. Вместо них надлежало учредить по одному кружечному двору на город, причём купить там кружку или ведро выпивки можно было только на вынос, а для немедленного распития — не больше тройной чарки (около 0,36 литра) в одни руки.
Во-вторых, торговля на кружечных дворах запрещалась ночью, а также по воскресеньям, в праздничные и постные дни. Такие дни составляли около трети года.
В-третьих, устанавливались фиксированные цены на выпивку: 1 рубль за ведро, при покупке кружками — 1 рубль 20 копеек за ведро, чарками — 1 рубль 50 копеек. То есть цены выросли в среднем примерно вдвое. При этом запрещались не только скидки, но и отпуск выпивки в долг или под залог.
В-четвертых, распорядителям кружечных дворов запрещалось самим делать хлебное вино. Подряды на изготовление выпивки и снабжение ею кружечных дворов было передано центральным приказам.
В-пятых, на кружечных дворах запрещалось торговать пивом и мёдом. Дело, по-видимому, в том, что цены на сырьё, из которых они делались, были очень волатильны, а наценка — минимальна, так что зафиксировать отпускную цену было практически невозможно; а без фиксированной цены они подрывали торговлю хлебным вином.
В-шестых, на кружечных дворах запрещались азартные игры, музыка, скоморошество и прочее веселье.
В-седьмых, на них запрещалось обслуживать лиц духовного звания.
Наконец, в-восьмых, была отменена откупная система, осталась только верная. При этом податной оклад, разумеется, никуда не делся. Целовальник крутись как хочешь — а "прибыль против прежних лет" подавай, не то живота лишишься и на правёж встанешь.
Как и почему реформа провалилась
Никоновская кабацкая реформа, как и более или менее любая "моралистическая" законодательная мера в истории человечества, провалилась с треском. И года не прошло после её принятия, как государя завалили челобитными: новых питухов не заставишь сразу пить хлебное вино — надо вернуть на кружечные дворы пиво; в будние дни людям пить некогда, они работают — надо вернуть торговлю по воскресеньям и праздникам; народу негде пить и нет подходящей посуды, чтобы брать выпивку на вынос, — надо вернуть распивочную торговлю; ну и так далее. Проконтролировать соблюдение кружечными дворами режима работы и особенно ограничений по ценам и по объёму отпуска было практически невозможно. Народ стал втихую варить пиво дома и продавать его вразнос под видом кваса. Повсюду появились корчмы — нелегальные питейные заведения, где вино продавалось существенно дешевле. В 1654 году один подмосковный воевода сообщал царю, что к нему приходят монахи с жалобами на скверное вино на кружечном дворе — похоже, о царском запрете духовенству там бывать забыли и монахи, и сам воевода.
Предусмотренное реформой централизованное снабжение кружечных дворов выпивкой обернулось настоящим логистическим кошмаром. Идея была в том, чтобы приказы подыскивали подрядчиков, способных изготовить сразу много вина, и потом отправляли выпивку в подведомственные уезды. Предполагалось, что так можно будет контролировать объёмы и качество продукции. Однако сплошь и рядом оказывалось, что на одни кружечные дворы привозили двух-трёхлетние запасы выпивки (которые, кстати, целовальникам запрещалось держать), а на другие — двух-трёхмесячные. Кроме того, крупных подрядчиков было мало, и часто казне приходилось идти на стопроцентную предоплату — при том что гарантий, что подряд будет выполнен качественно и в срок, у неё не было никаких.
В одном списке недобросовестных подрядчиков, датированном 1657 годом, фигурируют крепостные патриарха Никона, ближайших царских советников Бориса Морозова и Ильи Милославского, дяди царя по матери Семена Стрешнева и других видных людей, при том что тот же Стрешнев, например, по должности должен был контролировать качество поставляемой продукции. Конфликт интересов? Нет, не слышали.
Падение казённых кабацких доходов было очень чувствительным. Точных цифр не сохранилось, но по челобитным с мест и по дальнейшим действием правительства об этом можно догадаться. Реформу стали "откатывать" уже с 1653 года: сначала разрешили продавать на кружечных дворах пиво, потом понизили отпускные цены, потом смягчили режим работы. А тут еще случилась Переяславская рада 1654 года — отложение Украины от Польши и присоединение ее к России; за этим последовала долгая изнурительная война; в 1656 году открылся и другой фронт — против Швеции. Деньги были нужны позарез. Рубль девальвировался, цены росли. Дошло до бунта в Москве в 1662 году.
От никоновской кабацкой реформы к тому времени не осталось уже совсем ничего: какие меры еще не отменились царским указом — те всё равно не соблюдались, и поделать с этим никто ничего не мог. Внимание Алексея Михайловича было поглощено войной, внимание Никона — церковной реформой, приведшей к Расколу.
В 1658 году Никон, после размолвки с царём, уехал из Москвы в Новоиерусалимский Воскресенский монастырь. В 1666 году его извергли из священства и сослали на Север, в Ферапонтов монастырь.
Под новым названием кружечных дворов кабаки вернулись. Кабацкие (теперь уже кружечные) откупа вновь были отменены в 1681 году, при сыне и преемнике Алексея Михайловича, царе Федоре Алексеевиче, в рамках большой налоговой реформы. В остальном всё стало более или менее так же, как было до Никона.
В отношении русского государства к бизнесу на пьянстве возобладал прагматизм. Петр I, например, прямо запрещал "отгонять питухов от кабаков": они там пользу государству приносят. Стало хорошо понятно: порок нельзя искоренить, но на нем можно заработать.
